Приближается 23 февраля — День защитников Отечества. Раньше он назывался Днем Советской Армии и Воненно—морского флота. Пользуясь случаем, поздравляем всех мужчин с этим замечательным праздником. А заодно хотим поведать историю женщины, которая за годы Второй Мировой войны успела побывать в двух концентрационных лагерях и которую 70 лет назад освободили солдаты Советской Армии. Знакомьтесь: Артемис Мирон, урожденная Батис, гражданка Греции и Израиля, приехала на Кипр специально для встречи со школьниками.
МЫ НИ О ЧЕМ НЕ ПОДОЗРЕВАЛИ
Я родилась и выросла в греческом городе Иоаннина. До Второй мировой войны моя семья состояла из четырех человек: матери Евтихии, отца Иосифа, который работал вместе с дедом на его предприятии, шестилетнего братика и меня. В то время в Греции проживало 3000 евреев. Для сравнения, население Иоаннины составляло более 50 000 человек.
Я училась в гимназии, когда началась война и Греция оказалась во власти германских захватчиков. В то время союзником Германии была Италия. Поэтому когда у нас в городе появились немцы, мы даже не догадывались, с какой целью они прибыли. Потому что привыкли видеть только итальянских солдат. В противном случае с нашей стороны началось бы противостояние! Но мы жили обычной жизнью. Мои отец и мать продолжали работать, держали магазин, а мы также ходили в школу… Конечно, запасы еды кончались, но с голоду никто не умирал!
Беда пришла летом 1943 года. Италия перестала быть союзником Германии, и вместо покинувшей город итальянской армии пришла немецкая. Захватчики сразу же обратились к главе еврейской общины с заверениями о том, что причин для волнений нет, что все находящиеся евреи в полной безопасности. Взамен потребовали предоставить еду, деньги, и все, что требовалось немецким солдатам в Иоаннине. Всем необходимым их обеспечили.
Прошло два месяца пребывания немцев в городе. Внезапно они пришли за моим отцом. Было далеко за полночь. Мы, ничего не подозревая, спали. В дверь постучали. Мы догадались, кто это: в такое время ломиться в дом могли только немцы. Отец открыл дверь. Они ворвались, провели обыск, все перевернули вверх дном. После велели отцу собираться. Моя мать выглянула в окно и увидела машину. Это был немецкий грузовик. В нем сидел мой дед. Она решила, что столь поздний визит был связан с работой. Отец ушел.
В ту ночь мы так и не уснули. Просидели у окна, ожидая возвращения отца и деда. Но этого так и не произошло. Возможно, это было связано с тем, что они финансово помогали греческому движению Сопротивления. А может, просто потому, что были евреями.
Мать начала их поиски. Каждый день она ходила к немцам, чтобы узнать, где они находятся, когда их выпустят из тюрьмы и что происходит на самом деле. Но тщетно. Ни деньги, ни связи — нично не помогало.
Через две недели моих отца и деда перевезли в Салоники. Там была большая тюрьма, куда немцы сажали и политических заключенных. Но мы об этом ничего не знали.
Еще через две недели в районе Флорины случайно было найдено тело убитого греческими повстанцами немецкого офицера. В ответ на этом же месте фашисты расстреляли 15 заключенных. Среди них были мой отец и дед. Нам, опять же, ничего не сказали. И моя мать продолжала предпринимать попытки вызволить их из тюрьмы.
Если бы мы могли предположить, что происходит, то хотя бы нашли какое—нибудь убежище. Но нам и в голову не приходило, что можно спрятаться, оставив отца и деда. Мы даже не подозревали, что их уже нет в живых.
МЫСЛИ, КОТОРЫЕ НЕ МОГУТ ПРИЙТИ В ГОЛОВУ
25 марта 1944 года в Иоаннине начался геноцид. Ночью, когда мы спали и ничего не подозревали, немцы окружили еврейский квартал, а на стены зданий вывесили плакаты. В них говорилось, что к 8:00 всем евреям нужно явиться с небольшими свертками в указанное место.
Когда мать проснулась и услышала, что происходит, сразу растолкала нас. «Скорее, скорее, собирайтесь!» — повторяла она. Мне было 15 лет, братику — девять. В тот день было холодно, шел снег. «Одевайтесь потеплее. Мы уходим из дома», — проговорила она.
Мы надели на себя все что можно. Мать наспех собрала три свертка с нижним бельем и один — с орешками.
В 8 утра мы выходим из дома. Мать закрывает дверь на ключ, кладет его в сумку… Не подозревая, что больше сюда мы никогда не вернемся.
В назначенном месте уже стояли армейские грузовики. Всех приходивших немцы сразу же заталкивали в кузовы. Потом колонна тронулась. Куда? Об этом никто не знал.
Ближе к вечеру нас привезли в Лариссу, в этом городе была железная дорога. Как позже выяснилось, сюда свозили евреев со всех общин, чтобы переправить в Освенцим. Но в тот момент мы ничего не знали. Высказывались различные догадки, предположения: «Может, нас отвезут в Германию для работы на оружейных фабриках?» Мысли о газовых камерах, о топках, о смерти вообще нам даже и в голову не приходили! Да если бы и пришли, смогли бы мы в это поверить? Это же бесчеловечно!
В Лариссе нас выгрузили в одно большое помещение и заперли. Каждая семья сидела в уголке на растеленном покрывальце в ожидании дальнейших указаний. Дети постоянно плакали. Сотрудники «Красного Креста», узнав о нас, оказывали посильную помощь. Каждое утро они приносили горячее молоко для детей и миску супа для стариков.
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД
Через восемь дней нас отвезли на железнодорожную станцию. Там людей растолкали по вагонам. В каждом было душно, лишь небольшое окошко позволяло вдохнуть хоть немного свежего воздуха. Еду не давали — только воду. В таких условиях мы ехали в Освенцим.
Когда наз привезли, распахнулись двери вагона и на нас сразу же начали кричать немцы. Мы не только не знали языка, но даже не подозревали, куда попали. Они только показывали направление, куда нам нужно было срочно бежать. Быстрее, быстрее! Все, что я увидела, выйдя из вагона, — это длинная очередь из девушек слева и парней — справа. Впереди стояли военные машины. В них заталкивали больных, стариков, женщин и детей. Тогда, чтобы нас не разлучили, мама крепко нас с братом обняла.
В пяти метрах от машин стоял концлагерный доктор. Он отсортировывал людей: кого—то отправлял на работу, кого—то — на смерть. Но мы—то не знали об этом! Мы просто хотели попасть в машину и выбраться отсюда. Внезапно он взял палку и начал меня сильно бить. Я упала. В это время маму и братика быстро затолкали в машину и закрыли. Пока я поднялась, грузовик тронулся. А меня он толкнул в очередь, где стояли молодые женщины. Мы даже не успели поговорить с мамой и братиком, попрощаться. Только ручкой помахали друг другу. Я и не знала, что видела их в последний раз.
Как я узнала потом, женщин и детей, больных и стариков в тот же вечер отвезли в газовые камеры и в печи. Для чего нас оставили в живых? Только для работы в концлагере. Наверняка немцы знали, сколько людей требуется, — именно столько они и привезли.
Аушвиц на тот момент был переполнен, поэтому немцы открыли второй концлагерь. Полчаса пешком — и я вместе с остальными молодым женщинами попадаю в Биркенау. Нас направили в казарму. Там приказали быстро раздеться и повесить одежду на крючки, которые были прибиты к стенам. Я думала, что мы помоемся и снова оденемся. Поэтому быстренько разделась и вместе с остальными вошла в следующую комнату. Там нам обрили головы. Сколько было плача! Мы не узнавали друг друга!
Идем в третью комнату. Там нам выжигали номера. С тех пор у нас больше не было имен. Каждый из нас был только числом!
Потом мы шли в «баню». Однако после мытья надеть нашу одежду нам не разрешили. Стоял солдат, который выдавал робы в соответствии с числом на руке. Получается, они знали, сколько женщин останется в живых!
Вернулись в казарму. Там нас ждала еда — впервые после 24 часов голода. Кусок хлеба, кружок сыра и горячая горьковатая вода. Наверно, это был «чай». Далее следовали инструкции на завтрашний день. Как только зазвонит звонок, через 15 минут мы должны быть построены в ряды и отправляться на работу. Затем каждой выдали по покрывалу и разрешили лечь спать.
Как выглядела казарма? Это длинное узкое помещение, с двух сторон которого стояли стеллажи с тремя дощатыми «кроватями» размером 2х2 метра — без матрасов. На каждой должно было уместиться по шесть девушек.
Было холодно. Мы легли спать в одежде. Все, что нам выдали, — это трусики, платье, пара носков и пара обуви. И по платочку — чтобы не замерзли. Волос—то не было! Это была наша одежда на все времена года и на любую погоду.
КТО НЕ РАБОТАЕТ — ТОТ НЕ ЖИВЕТ
Было еще темно, когда зазвенел звонок. Мы поспешили к умывальникам, чтобы хотя бы промыть глаза, проснуться. Хотя и это не всегда было возможно. Порой было так холодно, что вода в трубах замерзала.
Через 15 минут мы уже были построены на улице, и управляющий нас пересчитывал. И если все на месте, мы шли на работу. Если кто—то опаздывал, на следующий день его отправляли в госпиталь, предназначенный не для нас. Оттуда уже не возвращались. Кто не работает — тот не живет. Другого выхода не было. Поэтому в любую погоду — дождь ли, снег ли — мы стояли строем в ожидании приказов от управляющего.
Мне повезло. Я таскала тяжелые контейнеры с картошкой от железнодорожной станции на склад. Разумеется, картошка предназначалась для питания немцев. Я бегала туда—обратно. И так целый день. И если я на мгновение оставляла ношу, чтобы руки хоть чуточку отдохнули, то следивший за нами фашист избивал нас палкой до тех пор, пока мы не валились с ног. Часто от непосильного труда на руках у меня были мозоли. Я обматывала их тряпками, чтобы они не лопались и не начали нарывать.
Мы работали с раннего утра до позднего вечера. Потом возвращались в казарму. Скромная еда. Сон. И так каждый день.
ГОРЬКАЯ ПРАВДА
Я была вконец измучена. Еще меня очень волновала судьба моей семьи. Где они? Что с ними? Прошел день, другой. Неделя. Месяц. Еще один… Что происходит? Но я ничего не знала.
В казарме жили девушки из других стран: из Польши, Чехии. Они нам рассказали: «Разве вы не знаете, что стало с теми, кого загрузили в машины? Их отправили прямиком в газовые камеры и в печи». Я не хотела в это верить. Разве могло такое случиться? Наверняка немцы рассказывают нам эти ужасные истории, чтобы застращать. Но когда я узнала, что так оно и есть, я была подавлена, разбита горем — не только физически, но и психологически.
«Зачем тогда мы работаем на немцев? — вертелось у меня в голове. — И моя мама, и ее братья, и сестры с совсем маленькими детьми — их всех загрузили в машины! Если их уже нет в живых, зачем тогда и мне жить? Работать на фашистов? Пусть и меня убьют». Мы ведь не могли даже вообразить, что немцы потерпят поражение в войне.
Но все чаще я стала жить надеждой: «А вдруг война закончится? А вдруг я вернусь в Грецию и встречусь с отцом, с другими родственниками?» И это придавало мне силы. А потом меня опять одолевала волна пессимизма.
ЛУЧИК НАДЕЖДЫ
Так продолжалось до января 1945 года, пока советские солдаты не вошли в концлагерь. Однажды мы увидели озлобленных немцев, которых готовили к отправке обратно в Германию. Мы были счастливы: еще немного, и нас освободят! Значит, война заканчивается! Но не все так просто. Немцы разрушили все, что только успели. Они стремительно освобождали женские и мужские казармы. Всех, кто еще мог стоять на ногах, забирали с собой для работы на оружейных заводах у себя в стране. Под дулами автоматов мы садились в грузовики. Если кто—то падал, немцы сразу же расстреливали. Когда звучал очередной выстрел, мы понимали, что кого—то из нас больше нет в живых. Мужчина ли, женщина — это значения не имело.
РАБОТА ЗА МИСКУ СУПА
Когда через несколько дней мы приехали в Германию, то увидели абсолютно спокойных немцев. Они были уверены в своей победе и ничего не боялись.
Там нас поселили в огромный концлагерь Равенсбрюк, распределили по цехам на оружейном заводе. Он находился в лесу. Мы работали по восемь часов в сутки по сменам. Еды не было. Даже для немецких солдат. Поэтому, помню, к концу войны работа сделалась добровольной. Кто хочет работать — получает миску супа. Я понимала, что война скоро закончится, поэтому был смысл жить и работать. Пусть даже за миску супа! Так продолжалось до 1 мая 1945 года. Наконец война окончилась, и я была свободна!
Выражаем благодарность Посольству Государства Израиль в Республике Кипр и лично Марии Хаджигеоргиу за помощь в подготовке материала.
Справка ВК:
Освенцим, Освенцим—Бжезинка; Аушвиц, точнее — Аушвиц—Биркенау (нем. Auschwitz—Birkenau) — комплекс немецких концлагерей, располагавшийся в 1940—1945 годах на юге Польши, около города Освенцим, в 60 км к западу от Кракова. Свыше 1 500 000 человек, большинство из которых составляли евреи, подвергались пыткам и были умерщвлены в лагерях Освенцима. Над входом в первый из лагерей комплекса (Аушвиц—1) нацисты разместили лозунг: «Arbeit macht frei» («Труд освобождает»). Лагерь освобожден 27 января 1945 года советскими войсками. День освобождения лагеря установлен ООН как Международный день памяти жертв Холокоста. На территории лагеря в 1947 года был создан музей, который включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Записала
Юлия МИНАВНИНА