Сегодня ни для кого уже не секрет, что те ошибки и слабости, которые человечество веками приписывало «глупому сердцу», рождаются совсем не в сердце. Делать глупости заставляет нас наш мозг. Об этом и о многом другом мы узнаем из книг и лекций научного журналиста Аси Казанцевой. 10 марта в Лимассоле в клубе twowaves пройдет ее лекция на тему «Нейробиология стабильности: чем мозг либерала отличается от мозга консерватора?» Мы побеседовали с Асей о жизни научного журналиста и о миссии просветителя.
– Ася, насколько мне известно, вы хотели стать врачом. Как вы пришли к научной журналистике?
– Я проработала полгода санитаркой в нейрохирургическом отделении Мариинской больницы и решила, что поступать на медицинский мне не стоит – для этого я недостаточно бесстрастна. Пошла на биофак, потому что там интересно; и здание Двенадцати коллегий очень красивое; и семья хотела, чтобы у меня было высшее образование. Но с первого курса поняла, что ученого из меня не получится: для этого нужно обладать твердой верой в будущее, готовностью 20 лет работать над одной и той же проблемой с негарантированным результатом. Ну или получать удовольствие от процесса, но я вообще к этому не склонна, мне нужно понимать цель. Так что думала, что получаю образование просто ради корочки, чтобы потом уйти в офисный планктон.
Но, пока я училась, мне рассказывали на лекциях интересные вещи, а я пересказывала их в ЖЖ, была тогда такая популярная блогерская платформа. Быстро выяснилось, что это всем очень интересно, число подписчиков быстро росло, и именно в ЖЖ меня нашел мой первый работодатель, шеф-редактор программы «Прогресс» на Пятом канале. Это было счастье! Оказалось, можно делать именно то, что я люблю – травить баечки про науку, – и получать за это деньги. Так что к моменту окончания университета в 2008 году я уже не рассматривала для себя никаких других вариантов, кроме научной журналистики, и ни разу об этом не пожалела.
– Каковы, по-вашему, функция и миссия научного журналиста в современном мире?
– Некоторые думают, что мы выполняем образовательную функцию, но это неверно. Научно-популярная статья или лекция сообщает только самые общие вещи, а для настоящего серьезного образования надо поступать в университет, читать учебники, хотя бы смотреть лекции на Coursera. Развлекательная функция тоже сомнительна, для этого есть кино и компьютерные игры.
Главное, что популяризаторы науки продают своей аудитории, – это повышение коммуникативной ценности. Наши рассказы о науке хорошо поддаются пониманию и пересказу, мы снимаем сливки, приносим аудитории в клюве самое интересное и самое прикладное из огромного массива исследований, и это дает много инструментов, позволяющих произвести впечатление на девушку на свидании или на коллег около кулера. Интеллект – магистральная линия человеческой эволюции, всем нравятся умные люди, но интеллект друг друга мы оцениваем косвенно, например, через эрудицию.
Вторая функция – повышение личной безопасности, мы способствуем принятию более правильных, научно обоснованных медицинских и бытовых решений. И еще мы просто обогащаем культурную среду. Можно в один день пойти в театр, а в другой – на лекцию, и для многих это важно. Это с точки зрения индивида. С точки зрения общества, мы формируем положительное отношение к науке, а в демократических обществах это важно, так как в долгосрочной перспективе способствует улучшению финансирования исследований, общество лучше осознает их значимость.
– Вы постоянно учитесь, повышаете свою квалификацию. Сейчас это магистерская программа по когнитивным наукам. В каком направлении планируете двигаться дальше? Есть какой-нибудь долгосрочный план?
– Есть такая известная книжка Стивена Кови, «Семь навыков высокоэффективных людей». В ней всего одна мысль, но очень важная: мы тратим кучу энергии на принятие сиюминутных решений, а нужно вместо этого один раз определить свои базовые принципы, цели и потребности, и дальше любое действие оценивать только на соответствие им.
У меня базовых ценностей две: осмысленность и безопасность. Научная журналистика пока идеально отвечает обеим, и у меня есть планы еще по крайней мере на три книжки и кучу лекций. Но если я смогу с ее помощью заработать много денег (то есть очень много, чтобы хватило на собственное жилье и еще осталось), то одно из возможных направлений – благотворительные проекты. Научная журналистика улучшает жизнь десятков тысяч людей на 0,00001%, а благотворительность улучшает жизнь десятков людей, но зато на 10%, а иногда и на 100%, так что это тоже очень важная история.
– В России вы очень востребованный, очень известный лектор и просветитель. Скажите, ощущаете ли вы изменения, прогресс?
– Такие вещи правильнее обсуждать с социологами, да и то, насколько мне известно, таких исследований практически не проводится. Я могу опираться в основном на свой субъективный опыт, на anecdotal evidence. Конечно, спрос на научпоп последние 15 лет стремительно растет, сегодняшние тиражи книжек и численность аудитории на лекциях были совершенно непредставимы даже пять лет назад. Но все равно, даже у лучшего популяризатора биологии в стране, Александра Маркова, суммарный тираж всех книжек составляет 125 000 экземпляров. У меня – около 65 000. Это очень много по сравнению с тем, на что мы надеялись пять или тем более десять лет назад, но очень мало по сравнению с численностью населения страны.
По соцсетям мне кажется, что мракобесия становится меньше. Десять лет назад даже образованные люди могли верить в гомеопатию или бояться ГМО, а сейчас любое подобное заявление немедленно высмеивают, а его автора засыпают ссылками на источники. Но узок наш круг и страшно далеки мы от народа, и если бы я читала не друзей друзей в Facebook, а незнакомых людей в «Одноклассниках», то моя субъективная картина мира, боюсь, была бы значительно более мрачной.
– Вообще сколько нужно таких, как вы, чтобы донести современные научные исследования до населения en masse?
– Я не думаю, что нехватка популяризаторов – это самая острая проблема в просвещении. В конце концов, все то, что говорят существующие популяризаторы, легко тиражируется. Есть книгопечатание, есть youtube. Есть, в конце концов, телевизор, в котором Елена Васильевна Малышева разговаривает с широкой общественностью с использованием предельно простых образов и метафор. Дело, скорее дело в другом. Далеко не все люди испытывают потребность в том, чтобы кто-то доносил до них научные знания: все-таки интерес к информации, которая не является насущно необходимой для жизни и работы, требует хотя бы наличия свободного времени. Если люди поглощены выживанием, то им не до научпопа, и их невозможно за это осуждать. К тому же многие школы страшно далеки от идеала и успешно воспитывают в людях отвращение как к классической литературе, так и к научному знанию – все это представляется скучным, ненужным и непонятным, и человеку требуется много лет и много умных собеседников, чтобы избавиться от этого чувства.
– Если бы вам предложили создать учебник для российских школ, как бы назывался ваш предмет? Какими были бы его основные постулаты?
– Если бы предложили, я бы отказалась. Мы, популяризаторы, беспомощные существа в том смысле, что мы умеем рассказывать о науке только тем, у кого уже есть первоначальный интерес, мы не хотим и не умеем никого принуждать. Главная проблема современного школьного образования в том, что оно, как в XIX веке, стремится впихнуть в голову ребенка какой-то набор фактов. Но если в XIX веке это была решаемая задача, то сейчас уже не очень: науке известно слишком много всего, и любая учебная программа заведомо страшно неполна и отстает от актуальной науки по меньшей мере лет на 20.
Сегодня важнее не знание конкретных фактов – их можно и нагуглить, – а обладание базовыми представлениями о принципах научного метода, об иерархии источников, о том, как искать информацию, как распознавать ерунду, каким когнитивным искажениям мы подвержены. Так что этот гипотетический курс, наверное, мог бы называться «поиск и анализ информации» и состоял бы, помимо теоретической части, из большого набора практических заданий, в которых людям надо было бы доказывать разные точки зрения, обоснованные или нелепые, и в процессе учиться понимать, почему они обоснованные или почему нелепые.
Дополнительная сложность в том, что для любого качественного анализа информации совершенно необходимо читать на английском, потому что это международный язык науки. По большому счету, очень многие проблемы связаны именно с тем, что люди в России плохо знают английский. Скажем, если бы я была министром образования, раз уж у нас сегодня день несбыточных планов, я бы сделала английский вступительным экзаменом в медицинских вузах. Это преобразило бы медицину, потому что у врачей была бы возможность сверяться с мировым научным мейнстримом.
– Расскажите о темах в науке, которые сейчас занимают вас больше других. Что интересно Асе Казанцевой, о чем будет ее новая книга?
– Я выпускница кафедры физиологии высшей нервной деятельности, а магистратура у меня по когнитивным наукам, так что легко догадаться, что больше всего мне интересен мозг, и третья книжка тоже о нем. Ее рабочее название «Мозг материален», и это очень важная идея, о которой мы редко задумываемся. Сегодня на наших глазах исчезает историческая граница между психологией и нейробиологией, накапливаются данные, из которых с полной очевидностью следует, что для любой мысли, эмоции, решения существует конкретная материальная основа: ансамбли нейронов, задействованные именно в этом случае. Во многих случаях их удается найти, на них возможно воздействовать, и это не только открывает принципиально новые возможности перед медициной и психологией, но и само осознание этого факта помогает нам в повседневной жизни.
Мозг материален, и эволюционировал он совершенно не в тех условиях, в которых мы сейчас живем. Из этого вытекают многие наши проблемы, связанные с принятием иррациональных решений, подверженностью деструктивным эмоциям, ограниченными способностями к обработке информации. Это неплохо бы помнить, чтобы быть добрее к себе и к окружающим и чтобы даже банально вовремя ложиться спать: сон необходим мозгу для обработки полученной за день информации, и если его недостаточно, то и качество обработки информации заведомо будет страдать. Мы находимся во власти биологии, и этот факт никуда не денется.
– Со стороны ваше расписание кажется очень плотным: учеба, поездки, лекции, книги… Остается ли время для увлечений, и если да, то чем именно вы увлечены помимо науки?
– Нет, личного времени пока совсем не остается, к сожалению. Те жалкие крохи, которые есть, уходят на общение с мужем. Вот разве что играю в покемонов – это единственная игра, которая не требует отдельного времени: ты их ловишь, пока куда-нибудь идешь, и это здорово сочетается с еженедельными поездками по стране, потому что набор покемонов везде разный. Еще занимаюсь спортом, но это не хобби, а необходимое условие для поддержания хорошего кровоснабжения мозга – к вопросу о том, что он материален. Книжек много читаю, благо у меня сплошные самолеты и поезда. Сейчас вот магистратура закончится, станет намного легче, начну общаться с людьми, например.
– Каковы, по вашему мнению, основные три качества/навыка современного человека, которые стоит развивать?
– Люди разные, в этом вся прелесть. Фантастические успехи нашего вида по сравнению с любыми другими млекопитающими связаны именно с тем, что у нас есть эффективное разделение труда. Разные люди развивают в себе разные качества и навыки, а для решения любых проблем они собираются в команды, в которых каждый умеет что-то свое. Более того, здесь действуют законы рынка: любой навык ценится тем выше, чем более он редкий. Так что универсальные рекомендации более или менее бессмысленны. Конечно, неплохо бы, чтобы все были хорошими, умными, знали английский и немножко умели программировать, но счастье, смысл и востребованность у них все равно появятся не из этого, а из тех качеств и навыков, которые отличают их от остальных конкурентов.
– Представьте, что некое издательство предложило вам создать серию плакатов со слоганами из серии «Наука доказала…». Что бы было на этих плакатах?
– И от этого предложения я бы отказалась. Популяризация хороша постольку, поскольку она ссылается на источники, которые можно перепроверить. «Наука доказала» – это бессмысленно: кто такая «наука» – конкретно и поименно, каким образом она это доказала? Любые утверждения в моем изложении выглядят не как плакаты, а как соответствующие главы в книжках с развернутой аргументацией и кучей ссылок на исследования. И даже в форме плакатов они выглядели бы примерно так: «Бросить курить очень тяжело, лучше не начинать (см. Saba et al, 2014)», «Гомеопатия – это фикция (см. Ernst E., 2010)», «Гомосексуальность незаразна (см. Fedewa et al, 2014)», и то я испытываю страдания от того, что ссылка в каждом случае всего одна, а в тексте плаката нет подробного описания использованных там методов и полученных результатов. А вы еще удивляетесь, почему широкая общественность считает нас скучными занудами!
Беседовала Алёна АЛЕКСИНА
