Когда нам доверяют разработать интересный маршрут по Кипру, мы никогда не включаем это место в «маршрутный лист», если специально не попросят.
«Откровение» турагента.
Летний день на Кипре – всегда как небольшое испытание, потому что, несмотря на глубокую привязанность к воде, после 10 часов утра с пляжа надо бежать, так как огненное средиземноморское солнце пробивает любые защитные кремы.
Когда моя дочь согласилась взять напрокат велосипед, я обрадовался, потому что кондиционированный воздух, который повсюду сопровождает приезжающих на остров, лишен морской свежести. В машинах, магазинах, гостиницах и в частных домах мы дышим воздухом, лишенным природных ароматов и российской прохлады.
Рефлексы правостороннего движения настолько глубоко во мне укоренились, что сознание не хотело принимать особенности левостороннего, поэтому получение двухколесного коня, который блестел белой рамой, с приятными на ощупь каучуковыми ручками и не насиженным сиденьем, привело меня в восторг. Велик оказался навороченным амортизаторами, дисковыми тормозами и бесчисленным количеством скоростей.
Моя радость со временем померкла, так как езда после утреннего купания по велосипедным дорожкам Лимассола напоминала финскую баню, в которой, словно вентилятором, меня обдували легким горячим ветерком, отчего становилось душно и жарко. Я ворчал, что мне необходим прохладный воздух, а не парилка на безлюдных улицах.
Недолго думая, дочь решила отвезти меня в горы, где намного прохладнее. Я принял это за шутку, но утром, после моря, она решительно приказала: «Надевай свои доспехи, жду не более пяти минут».
Обомлев от напора, я покорился: предложение меня заинтересовало, и не успела она привести себя в порядок, я уже был готов. Когда выходили, дочь приостановилась прослушать прогноз погоды, который транслировался по ТВ. На мой вопросительный взгляд дочь бросила: «В горах обещают дождь!».
Я даже поперхнулся от неожиданности: за все посещения острова, а их было около десятка, только мечталось промокнуть под кипрским дождем. Минут за сорок мы добрались до прохладного ветерка, который ворвался в салон, выдувая горной свежестью искусственную прохладу. Я вытащил из багажника велосокровище, надел шлем, перчатки и в предвкушении приключений закрутил педалями на Киккос, где мне уже приходилось бывать. Постигая на ходу головоломку скоростей, в зависимости от крутизны склона и собственных усилий, мне удалось без особого напряжения одолеть подъем на извилистой дороге.
– Берегись дождя, – услышал я ироничный возглас дочери и махнул в ответ рукой, принимая предостережение за шутку. – Когда тебя забирать? – услышал я за спиной.
– Я позвоню! Место встречи изменить нельзя! – прокричал я название знаменитого в России сериала, скрываясь за поворотом.
Хвойный лес дышал на меня теплым смолистым ароматом нового года. Вывески с названиями на греческом и английском языках скользили по экрану затуманенного сознания. У меня было убеждение, что на острове заблудиться невозможно: здесь все дороги ведут к морю. Я беспечно крутил педали, периодически съезжая с асфальта на тропы, которые, углубляясь в лес, возвращали меня на шоссе.
Одна из тропинок завела меня в чащу, где я наткнулся на диковинную пару деревьев, растущих подле друг друга. Крупные нижние ветки переплелись в сказочных объятьях, а темно-зеленые кроны продолжали сплетаться, превращаясь в темно-зеленую сень, такую густую, что солнечные лучи не пробивали дикую листву. Я тормознул от удивления, потому что современные скульптуры не вызывали у меня такого восхищения, как это природное явление, олицетворяющее единение.
Рассмотрев сказочное произведение искусства, я продолжил исследование окрестностей и увидел, что невдалеке сереет сооружение, похожее на замок. Любопытство подгоняло меня новизной и таинственностью. Я достал телефон и хотел похвастаться своим открытием перед дочерью, но с удивлением услышал, что абонент вне зоны. Такого со мной на острове не случалось: «Странное явление», – подумал я, тревожась.
Я привык, что на Кипре много древних развалин, но то, что оказалось передо мной, было совершенно не похожим на увиденное ранее. Я стоял возле мрачного серого здания, построенного из природных камней. На первый взгляд, сооружение напоминало крепость в виде трапеции, только с парадным входом. Зрелище было не из приятных: запустение и разруха исходили от когда-то внушительного и красивого здания.
Стояла первозданная тишина, перед центральным входом красовалась ободранная вывеска, на которой я разобрал название: отель «Беренгария». Остальные подробности невозможно было прочитать.
Ничего не оставалось делать, как воткнуться в интернет, откуда я узнал, что отель построен в тридцатых годах прошлого столетия, а название получил по имени жены английского короля Ричарда Первого, Беренгарии, на которой он женился на Кипре, когда остров принадлежал Британской империи.
Благодатным временем для отеля был период 1950–70-х годов: он всегда был заполнен туристами и местными жителями, которые любили ездить в горы. В гостинице бывали и знаменитости: Уинстон Черчилль, король Фарух, а первый президент Израиля Вейцман некоторое время здесь жил и работал.
Неожиданно начал накрапывать дождь, зловещие, мрачные серые тучи клубились над головой. Чтобы не намокнуть пришлось войти в обветшалое парадное. Вошел и представил: в холле и на главной лестнице постелен богатый мягкий ковер, во всем великолепии сияет хрустальная люстра, от которой остался только ржавый крюк в потолке. На роскошных диванах сидят отдыхающие, а перед отелем – вереница богатых авто. Неожиданно, наверху что-то с визгом заскрипело, поток холодного воздуха ударил в лицо и, поднимая пыль, сквозняком рванул через парадное. Полумрак в вестибюле без окон сгустился, а на месте люстры болталась веревка, заканчивающаяся петлей.
Солнце спряталось за облака, разумно объяснил я себе, но тревога нарастала. Чтобы отвлечься, продолжил изучать историю отеля.
«Беренгария» принадлежала богатому человеку, у которого было три сына. Когда пришло время умирать, отец разделил отель поровну, чтобы между братьями не было вражды. Каждый сын получил долю в отеле. Но между наследниками начались раздоры по поводу распределения прибыли. Видать, эти разногласия носили серьезный характер, потому что в течение трех лет, все три сына погибли при странных обстоятельствах. По легенде считается, что отель и отец отомстили им за то, что они не исполнили завет и не продолжили дело отца. Ходят слухи, что привидения сыновей до сих пор спорят по ночам: кому сколько денег причитается.
Я огляделся, вокруг меня были только стены, полы и потолки с варварскими надписями на разных языках. «Мрачноватая “Беренгария” предупреждает, что надо жить в согласии и доверии», – подумал я.
Трудно было понять, какой красоты была отделка холлов и комнат, но окружающий пейзаж с остатками построек, пустым бассейном, разрушенной эстрадной площадкой говорил о былом величии этого заведения. Желание узнать хоть какие-то подробности захватило меня.
Я поднялся на второй этаж и очутился в большом зале, напоминающим ресторан, помещение выглядело мрачным из-за скудости освещения. Неожиданно громыхнул гром, а вслед за ним яркая продолжительная вспышка озарила пространство настолько, что я увидел белый зал, заполненный столами с белыми скатертями, несколько официантов в белых кителях с голубыми вензелями на рукавах и несколько обедавших граждан. Стулья простой формы, но обитые кожей выделялись на белом фоне, подчеркивая изысканную одежду посетителей. Показалось, что я услышал тонкий перезвон приборов и хрустальных бокалов. Рама разболтанного окна вдруг с хриплым звуком отворилась и, сорвавшись с петель, упала на пол в полуметре от меня.
Я замер в испуге, раскатами загрохотал гром, видение исчезло. За разбитыми окнами шумел проливной дождь, в чем я убедился, поднявшись на третий этаж. Стеклянный купол карнавального зала был разрушен, и вода практически сплошным потоком лилась в помещение, громким шелестом нарушая тишину. Молния сверкнула вновь, и я опять оказался в картине прошлого: под остекленным куполом горели свечи, фигура, похожая на священника с кадилом, стояла посередине и бормотала молитву.
«Служба за упокой погибших братьев?» – пронеслось в голове. Чудеса, которые творились в сознании, притягивали и настораживали одновременно. Громыхнуло еще сильнее, но неведомая сила заставляла меня двигаться по разрушенному отелю в надежде подсмотреть что-то таинственное.
Молния зачастила, и контраст вспышки и естественного освещения становился все более зловещим и тревожным. Гром меня не беспокоил, я знал: звук – это последствие, страшнее всего сама молния. В одном из залов стена сверкала особенно ярко, подошел ближе и понял, что стены нет, она обрушилась, и передо мной открылся старый бассейн, вода в котором прибывала на глазах. Это было чудо! Панорама, открывшаяся передо мной, уходила в горы, а сразу за бассейном под навесом стояли шезлонги, на которых расположились отдыхающие. Молния бесновалась: в бассейне почудился силуэт человека, который лежал на воде вниз лицом и был похож на крест. Ужас мурашками засеменил по моей спине.
«Надо спасать?!» – подумал я. Громыхнуло так, что здание встряхнуло, и очередная яркая вспышка озарила все вокруг – на воде никого.
Неожиданно дождь прекратился, раскаты грома уплыли в горы. Выглянуло солнце. Деревья заблестели листьями. Я посмотрел на часы, они показывали 17:30. Заверещал телефон. «Отец, ты где? – услышал я встревоженный голос дочери. – Звоню, звоню, а ты не отвечаешь, что случилось?»
Надо же, за чудесами пролетели незаметно несколько часов, подумал я, и, оттаивая от пережитого, бодро сказал, что уже возвращаюсь. Через час я грузил велосипед в багажник и обдумывал, как рассказать дочери о дождливом светопреставлении.
МИРОНОВ Валерий Михайлович
